«Прутский поход»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ «ЗАЕДИНО С ЦАРЕМ ПЕТРОМ»
Глава 1
— Какая богатая страна… и бедный мой, нищий народ…
Стоявший на берегу Днестра молдавский господарь Дмитрий Кантемир пристальным взглядом наблюдал за уходящим за горизонт солнцем. Напротив него, на противоположном берегу реки виднелись развалины сожженного казаками польского города Рашков, прежде многолюдного, одного из самых больших в этих забытых богом краях. Еще раньше на его месте стояла крепость Калаур, вокруг которой и разросся этот торговый форштадт. Земли на левом берегу Днестра номинально находились под властью польской короны и постоянно переходили из рук в руки. И сейчас принадлежали надменным князьям Любомирским, а до них Концепольским, Замойским и прочим влиятельным фамилиям. Именно земли, потому что ни богатого прежде городка, ни самой крепости сейчас уже не было. Исчезли оные, будто корова языком слизнула, только разруха и запустение кругом — можно увидеть только несколько десятков жалких мазанок да разглядеть черные входы известковых пещер на скалистом берегу.
— Какое-то проклятье над православными землями, — пробормотал Кантемир, на лице которого застыла гримаса боли. Войны украинских гетманов всего за полвека разорили край, которому и так доставалось от постоянных татарских набегов и войн между поляками и турками.
— Ваша светлость, надо ехать, скоро смеркаться начнет. А ночью мороз ударит — все же зима началась.
Ион Некулче, гетман молдавского войска, чуть поклонился господарю, сидя в седле — горячий конь чувствовал крепкую руку, а потому стоял смирно, только прядал ушами.
— Да, гетман, нужно ехать. Только посмотрю на Днестр еще немного — восемнадцать лет не видел реку!
Хотя гетманский чин звучал весомо, вот только в княжестве он являлся лишь вторым по значимости в воинской иерархии после воеводы. Именно ему господарь Кантемир доверил собственную охрану — с собою в поездку Дмитрий Константинович взял только две сотни всадников, ибо на берегах Днестра было тревожно, и довольно опасно, чего тут скрывать. От буджакских татар и поляков, сторонников изгнанного короля Лещинского, шведского ставленника, можно было ожидать всяких пакостей. Угроза шла и от беглых украинских казаков, сторонников покойного гетмана Мазепы или вечно мятежных запорожцев, истребленных и изгнанных из сожженной драгунами царя Петра Алексеевича, Сечи.
По берегам Днестр уже замерзать начал, кромка льда появилась на тихих заводях. К концу декабря ледяной панцирь скует своенравную реку, которая издревле служила восточной и северной границей Молдавии, отделяя страну от набегов разбойных шаек ногайцев и крымских татар.
Вот только южная часть — Бессарабия — княжеству уже не принадлежала, став владением Оттоманской Порты полтора века тому назад, а в Тигине, главном городе этой земли, постоянно находились турецкие аскеры, а часто и султанская гвардия — янычары. Да и саму крепость давно именовали Бендерами, сменив историческое название на турецкий лад. А с лета прошлого года там обосновались сбежавшие шведы со своим королем Карлом XII, остатки разгромленного под Полтавой воинства — едва тысяча человек насчитывалась — бендерский паша по повеления султана дал им приют и прокормление, расселив по трем селениям. А вот казаков пришло намного больше — только сердюков со старым гетманом Мазепой бежало до трех тысяч, да запорожцев кошевого атамана Гордиевского пришло столько же, да поляки Потоцкого — последних сотен восемь набиралось. Да османов тысячи четыре присутствовало — покоренный край находился под их постоянным присмотром и владычеством. А более туркам держать войск было незачем — в Буджаке, южной части Бессарабии, примыкавшей к устью Дуная, кочевала татарская орда, которая могла выставить тысяч двадцать вооруженных всадников. А оные басурмане постоянно разоряли своими набегами «нижнюю страну», занимающую всю среднюю часть Молдавского княжества, богатую пашнями, садами и виноградниками, густозаселенную православным народом.
И ничего тут не поделаешь — в Константинополе, где он прожил последние семнадцать лет, на грабежи «гяуров» взирали сквозь пальцы, не замечая — пусть они и подданные султаны, но «неверные», а этим все сказано. На жалобы визири не обращали внимания, и Кантемир каждый раз убеждался в том, что сгинь весь молдавский народ, от стариков до малых детушек, османы просто обрадовались бы такому известию…
— Холодновато уже, — пробормотал господарь — даже сквозь мех крытой сукном шубы, боярской одежды, которую здесь называли контэш, а на польских землях кунтушем, непривычно пробирало морозцем, которого за долгие годы жизни в Константинополе, он никогда не ощущал. И уже забыл молодые года — ведь в 1693 году, Дмитрий стал господарем Молдавии всего в двадцать лет, и пробыл им всего три недели. Тогда его по навету повелителя Валахии вызвали к визирю во дворец, где прочитали султанский фирман — быть в Константинополе на поселении. А какие на Босфоре морозы — там и снег он всего раз видел — выпал и тут же растаял, сгинул как утренний туман.
Но только для него мороз был непривычен, а вот у сопровождавших его воинов щеки горели румянцем, и они не ежились в своей не столь теплой, как его кунтуш, одежде. А ведь многие были в суманах, которые свитками называют по ту сторону Днестра, или одеты в кожоки — кожухи иначе — шубы мехом вовнутрь. Славянские названия, как и русинский говор на молдавских землях был в ходу, особенно в «верхней стране», куда массами переселялись православные из воеводства Русского, или Галиции, терзаемые католиками, панами-ляхами. Там больше половины населения говорили на русском языке, а по всей Молдове треть населения, а две других трети являлись валахами, или влахами — так что языки этих двух народов смешались, и многие жители, включая и самого Кантемира, говорили на них свободно.
— Да, пора ехать…
Кантемир повел плечами, и хотел отдать приказ гетману, но слова застыли в горле, словно замерзли от глотка морозного воздуха. И было отчего — на середине Днестра, в туманной дымке, идущей от воды, плеснуло, словно крупная рыба выскочила из воды, но тут же донесся человеческий крик, отчаянный и пронзительный.
— А-а! Помогите! Тону…
Господарь ошалело глядел на воду, не в силах поверить собственным глазам. Непонятно откуда на Днестре оказался человек, суматошно колотя по воде руками. И орал на понятном всем русском наречии, в голосе слышался животный ужас, который захлестнул разум несчастного.
— Да откуда он взялся?
— Не иначе как колдун⁈
— С неба свалился!
— Пусть тонет — нечистый пугает!
— Зеленый, как лягушка. Может водяной⁈
Сидящие в седлах всадники смотрели на тонущего человека с нескрываемым удивлением, хотя люди были бывалые, но всем такое зрелище оказалось в диковину. А с реки донесся отчаянный призыв:
— Господи, помоги! Боже мой, как холодно…
Выкрик прервался, тонущий продолжал барахтаться, отчаянно шлепая руками, а течение сносило его к правому берегу, как раз к тому месту, где расположился княжеский отряд.
— Не колдун он, раз к богу взывает!
— Надо вытаскивать, а то утонет.
— Негоже смотреть, как христианин захлебывается…
Последняя фраза была обращена уже к Кантемиру — воины ждали от него приказа, но их симпатии были на стороне пока неизвестного им человека, который барахтался в ледяной воде, сражаясь за свою жизнь.
— Вытащить, — негромко, но властно произнес господарь — удивление у него прошло, и Дмитрий Константинович решил расспросить незнакомца — ведь непонятно, как он в реке оказался. Зима началась — по своей воле никто в студеную воду не залезет, смерть неминуемую там обрести. И сразу два всадника направили своих коней в воду, разматывая арканы — многие переняли их у буджакских татар и недурно ими владели, ловко набрасывая петли и на одичавших лошадей, либо на пленников. Так и тут — стоило утопающему вынырнуть из воды, хотя Кантемир подумал, что все кончено, и несчастный утонул, как его руку захлестнула петля аркана. Второй всадник ухитрился стянуть веревку на голове, не наложив ее на шею.
Воины приветствовали их ловкость громкими одобрительными криками, а умные лошади, повинуясь всадникам, медленно вышли из воды, где терпеливо стояли по самые животы — за ними волочился по реке на арканах недавний утопленник, напоминавший огромную зеленую лягушку в желтых и коричневых пятнах. Вот только человек уже не шевелился и не кричал, когда его подхватили на руки спешившиеся воины.
